Interviu realizat de Tatiana Toma
Artem Filipenko
(Traducerea în limba română, realizată de Tatiana Toma):
Domnule Filipenko, vă rog să le explicați cititorilor din România care este poziția actuală a Ucrainei față de conflictul transnistrean?
Din păcate, astăzi nu există o poziție clară formulată de Ucraina privind Transnistria. Există o oarecare poziție comună – soluționarea ar trebui să aibă loc reieșind din respectarea integrității teritoriale și a suveranității Republicii Moldova în frontierele sale legale, declarate în anul 1991.
Astăzi ne este mai ușor să spunem ce nu susține Ucraina. Țara mea se opune federalizării Moldovei, este împotriva oricărei „autonomii lărgite”, se împotrivește prezenței trupelor ruse în regiune. În general, Ucraina se opune impunerii unui model avantajos pentru Rusia. Inclusiv din considerentul că acest model îi poate fi impus ulterior.
Conform Doctrinei militare actualizate a Ucrainei, contingentul militar rus de pe teritoriul Transnistriei reprezintă una dintre amenințările militare reale. Prin urmare, retragerea trupelor ruse și a armamentului din regiunea transnistreană este principala premisă pentru soluționarea conflictului transnistrean. Următorul pas ar trebui să îl constituie schimbarea formatului misiunii de menținere a păcii de la militar la polițienesc, sub auspiciile ONU.
Aici ar fi oportună cunoașterea poziției Chișinăului, care este algoritmul pașilor și „foaia de parcurs” pentru democratizarea regiunii, reintegrarea economică a acesteia etc. Pentru că este dificil să formulezi propria poziție fără să cunoști viziunea Moldovei și ceea ce își dorește să obțină țara vecină.
O lungă perioadă de timp, în România a existat percepția potrivit căreia Ucraina, în pofida deținerii statutului de mediator în formatul 5+2, nu era activă în procesul de soluționare a problemei transnistrene. Abia după evenimentele din 2014, când Ucraina s-a confruntat cu pierderea Crimeii și izbucnirea conflictului din estul țării, țara Dvs. a devenit mai implicată și cooperantă cu Chișinăul. Sunt și alte explicații pentru cele două tipuri de abordare, în perioade succesive?
Bineînțeles, anul 2014 a devenit un fel de reper în realizarea importanței problemei transnistrene pentru Ucraina. Transnistria a început să fie privită ca o amenințare militară directă. A existat o perioadă în care erau enunțate temeri reale că Rusia va începe crearea „coridorului” de-a lungul coastei Mării Negre, de la Donbas și Crimeea până la Transnistria, pentru a delimita Ucraina de mare.
Prin urmare, Ucraina a început să ia măsuri pentru neutralizarea amenințării transnistrene. A fost consolidată prezența militară în apropierea porțiunii transnistrene de la frontiera ucraineano-moldovenească. Ucraina a denunțat acordul cu Rusia privind tranzitul mărfurilor militare prin Transnistria pe teritoriul său și au fost impuse restricții pentru tranzitul mai multor mărfuri prin regiunea transnistreană. Iar cel mai important aspect l-a constituit acordul privind crearea de puncte de control comune la frontieră, inclusiv pe porțiunea transnistreană. Judecând după reacția părții transnistrene, care vorbea despre o „blocadă” al Transnistriei, această decizie a afectat într-adevăr interesele elitei transnistrene.
Cu toate acestea, nu aș fi de acord cu afirmația că Ucraina nu a fost activă până în 2014. Da, rolul său nu este comparabil cu cel al Rusiei. Cu toate acestea, Kievul a încercat să-și crească statutul în procesul de negocieri. Adevărat, fără prea mult succes.
Ne putem aminti despre „Planul Iușcenko” din 2005. Astăzi, la câțiva ani distanță, vedem limitările acestui plan. În esență era propusă organizarea alegerilor democratice în Transnistria sub controlul comunității internaționale. Cu toate acestea, problema retragerii trupelor rusești nu a fost pusă. Prevederile „Planului Iușcenko” au ceva în comun cu cele ale „formulei Steinmeyer” pentru soluționarea situației din Donbas. Astăzi înțelegem că în acele condiții, acest lucru ar fi dat un singur rezultat: legitimarea conducerii transnistrene, astfel încât „Planul Iușcenko” (numit și „Planul Iușcenko-Poroșenko”) ar fi fost convenabil doar Transnistriei.
O altă încercare de creștere a rolului Ucrainei în procesul de negocieri pentru soluționarea conflictului a fost făcută în 2013, în timpul președinției ucrainene a OSCE.
Toate aceste inițiative nu au fost puse în aplicare, în primul rând din cauza poziției Rusiei, care păstrează un rol de lider în procesul de negocieri și deține pârghiile de influență asupra Transnistriei.
În același timp, putem remarca două demersuri importante făcute de Kiev, care au influențat procesul de reglementare.
În noiembrie 2005, la inițiativa președinților Ucrainei și Moldovei a fost creată Misiunea Uniunii Europene de Asistenţă la Frontieră în Moldova şi Ucraina (EUBAM), care trebuia să contribuie la modernizarea controlului la frontiera între Ucraina și Moldova.
În martie 2006, guvernul ucrainean a adoptat hotărârea prin care obliga vama ucraineană să înceteze vămuirea mărfurilor care nu treceau prin procedurile vamale din Moldova. Această decizie a fost percepută la Tiraspol drept o „blocadă economică” impusă Transnistriei și a provocat măsuri restrictive reciproce (blocarea traficului feroviar) care au afectat economia ucraineană.
Cu toate acestea, existența unei „zone gri” prin care trec fluxuri de contrabandă nu deranja o parte a elitei ucrainene care obținea venituri din această afacere. De altfel, la fel ca și pe o parte a elitei moldovenești.
Dacă ne referim la importanța factorului etnic ucrainean în regiunea transnistreană: au etnicii ucraineni de acolo cu adevărat o influență asupra politicii Kievului în privința reglementării?
Influența ucrainenilor care locuiesc în regiunea transnistreană asupra politicii de la Kiev în reglementarea transnistreană este foarte exagerată. Acest lucru se datorează mai multor factori.
Conducerii regiunii, începând cu Igor Smirnov, îi plăcea să sublinieze de fiecare dată faptul că Republica Autonomă Sovietică Socialistă Moldovenească, care a existat în perioada anilor 1924 și 1940 și care este considerată a fi predecesoarea istorică a așa-numitei Republici Moldovenești Nistrene în Transnistria, a făcut parte din Ucraina sovietică. Versiunea conform căreia Transnistria este „teritoriu istoric ucrainean” a fost promovată în toate modurile posibile. Merită subliniat că, în același timp, istoricii transnistreni care au scris „Istoria Republicii Moldovenești Nistrene” în două volume, îi numesc pe participanții ucraineni din războaiele de independență din 1917-1920 „bandiți” și „naționaliști burghezi”.
Mai mult, conducerea transnistreană a folosit în mod activ sentimentele antiromânești care erau prezente în conștiința publică a elitei și societății ucrainene. Acordarea cetățeniei ucrainene pentru locuitorii din regiunea transnistreană în aceste condiții arăta ca un răspuns asimetric la procesul de acordare a cetățeniei române locuitorilor din Basarabia și Nordul Bucovinei.
Un astfel de sprijin pentru ucrainenii din Transnistria în ansamblu a fost o mișcare greșită.
În primul rând, conform recensământului din 2004, în Republica Moldova de pe malul drept (fără Transnistria) locuiau 282 de mii de etnici ucraineni, în timp ce în Transnistria erau doar 160 de mii. Dar, în același timp, ucrainenii de pe malul stâng al Nistrului au fost mai avantajați.
Am auzit de la reprezentanți ai organizațiilor neguvernamentale ucrainene din Moldova că ucrainenii din Transnistria obțin, de exemplu, cele mai bune locuri la admiterea în instituțiile de învățământ superior din Ucraina, conform cotei anuale alocate. În Transnistria erau duse cărți în limba ucraineană, reprezentanți din Ucraina participau la diverse evenimente culturale pe teritoriul acestui cvasi-stat, iar experți politici ucraineni discutau la modul serios cine dintre „președinții” Transnistriei este „pro-ucrainean” sau „pro-rus”. În tot acest timp ucrainenii de pe malul drept erau lăsați sub influența rusească. Astăzi ei sunt deja considerați „rusofoni”, votează pentru partidele pro-ruse din Moldova.
În al doilea rând, prin eliberarea pașapoartelor ucrainene locuitorilor din Transnistria, Ucraina s-a ales cu câteva zeci de mii de concetățeni care nu se asociază cu Ucraina și, uneori, îi sunt chiar ostili. Și unii reprezentanți ai elitei transnistrene dețin pașaport ucrainean. Circulă informații conform cărora așa-numitul președinte de la Tiraspol, Vadim Krasnoselski, are și pașaport ucrainean.
Astăzi nu există nicio garanție că locuitorii din Transnistria cu pașaport ucrainean nu sunt folosiți împotriva Ucrainei, inclusiv pentru desfășurarea activităților de spionaj.
Prin urmare, în problema reglementării transnistrene Ucraina ar trebui să scape de sentimentalismul etnic și să nu acționeze în interesele mitice ale „compatrioților”, ci din interesele statului.
În anul 1992, grupuri de ucraineni au luptat de partea forțelor pro-ruse din Transnistria, considerând că apără interesele etnicilor ucraineni. Astăzi, o parte dintre acești combatanți luptă în estul țării, înfruntând forțele paramilitare separatiste, susținute de Rusia. Cum să înțelegem această evoluție?
Participarea voluntarilor din cadrul Autoapărării Naționale Ucrainene (UNA-UNSO) în acțiunile militare de partea separatiștilor transnistreni este o pagină neagră în relațiile dintre Ucraina și Moldova. Aici, cred, în multe privințe au funcționat stereotipurile românofobe din epoca sovietică și propaganda rusă. Desigur, dispozițiile antiromânești erau argumentate de faptul că unii politicieni români din anii 90 solicitau nerecunoașterea frontierelor Ucrainei și insistau asupra recuperării Basarabiei și nordului Bucovinei. Propaganda rusă a folosit din plin acest lucru și îl folosește foarte bine și în prezent.
La Odesa, reprezentanții UNA-UNSO organizau evenimente de propagandă în sprijinul Transnistriei și recrutau localnici pentru a participa la război. În calitatea mea de jurnalist am avut ocazia să particip la unele dintre acele întâlniri.
Pe lângă UNA-UNSO, și alți cetățeni ucraineni, fie mercenari, fie cei afectați de propaganda rusă, au participat la ostilități de partea separatiștilor. În Odesa, de exemplu, au existat chiar încercări de a recruta mercenari prin reclame din ziare.
Nu este exclusă implicarea serviciilor speciale ruse în atragerea naționaliștilor ucraineni în război de partea separatiștilor. La mijlocul anilor 90, conducerea Armatei a 14-a ruse, care pe atunci era în conflict cu conducerea Transnistriei, a făcut publice documente din care reieșea că șeful Uniunii Slave „Povernennia” („Revenirea”) și așa-numitul „comandant al UNSO din Transnistria” Alexandru Bolșakov (Fetescu) era cunoscut ca agent KGB cu pseudonimele „Matros” și „Berzin”. În iarna anului 1992, Bolșakov a venit la Odesa și a încercat să aibă un dialog cu organizațiile de cazaci ucraineni pentru constituirea de organizații similare în Transnistria. Din fericire, i-a fost oferit un răspuns negativ.
Ulterior, reprezentanții aceleiași UNSO au vizitat în mod repetat Transnistria și au făcut propagandă transnistreană în Ucraina.
Este de remarcat faptul că un an mai târziu, în timpul conflictului din Abhazia, voluntarii UNSO au luptat de partea Georgiei, iar militarii din Transnistria de partea Abhaziei.
Din păcate, chiar și în prezent, unii dintre ucrainenii care au luptat în Transnistria nu doresc să recunoască greșeala poziției asumate în 1992 și își justifică acțiunile prin faptul că atunci „i-au ajutat pe ucraineni” și „s-au opus românilor”. Consider că dacă în Ucraina se va cunoaște mai mult adevăr despre războiul transnistrean, vom avea mai puține explicații de genul celor de mai sus.
Deseori, în analizele și comentariile dumneavoastră, subliniați intensificarea fenomenului fake news, care formează opinii greșite despre problema transnistreană. De ce Ucraina și Republica Moldova, țări afectate direct de conflicte și de politica de dezinformare, nu par a avea succes în contracararea acestui fenomen?
Există mai multe motive. În primul rând, resursele sunt disparate. De-a lungul anilor care au precedat războiul ruso-ucrainean, Rusia și-a mărit constant potențialul de informare prin organizarea difuzării propriilor canale în alte țări. Moscova privește mass-media ca o armă modernă de tip nou și nu economisește bani pentru a o susține. De exemplu, în 2020, se estimează că pentru susținerea unui singur canal precum Russia Today, care este difuzat în 100 de țări, vor fi alocate 325 de milioane de euro. Această sumă este de cinci ori mai mare decât bugetul de apărare al Republicii Moldova. În general, Rusia va cheltui 1,3 miliarde de euro anul viitor pentru a sprijini mass-media. Și aceasta este doar finanțarea din surse oficiale.
În al doilea rând, lipsește bariera lingvistică. Aproape fiecare locuitor din Ucraina și Republica Moldova înțelege limba rusă și poate urmări cu ușurință programe de pe canalele rusești și citi site-uri rusești etc. Televiziunile rusești depășesc adesea după conținut posturile naționale locale. De exemplu, mulți locuitori ai Republicii Moldova, dar și ai Ucrainei, sunt informați despre evenimentele internaționale de la televiziunile rusești. Ucrainei îi este mai ușor să concureze pentru public, pentru că are propria televiziune dezvoltată. Pentru Moldova, desigur, este mult mai complicat. Mai mult, în Moldova, nu toți cetățenii vorbesc limba română și, în mod natural, dintre televiziunea română și cea rusă o aleg pe ultima.
Pe de altă parte, propaganda rusă acționează nu numai datorită distribuirii informațiilor false. Un rol important îl joacă soft propaganda, folosind literatura, cinematografia, emisiunile de divertisment. De exemplu, au fost scrise mai multe cărți despre războiul din Transnistria, cum ar fi nuvela „Cățeaua” cu o poveste despre o lunetistă moldoveancă, care a fost capturată la Bender și apoi fiind obligată să sară de pe acoperiș. Sau un cântec despre un ofițer rus, în care sunt menționate locurile serviciului său militar „Afganistan, Moldova și acum Cecenia …”. Rusia a reușit deja să realizeze filme atât despre războiul ruso-georgian, cât și despre cel ruso-ucrainean, în care prezintă propria versiune despre evenimente.
De asemenea, recent Ucraina a început să își dezvolte cinematografia, realizând filme istorice, filme despre războaiele contemporane. Dar este extrem de puțin.
Mai mult, statul nu poate întotdeauna rezolva eficient problema contracarării propagandei ruse. Ucraina a decis restricționarea accesului la rețelele de socializare ruse „Odnoklassniki” și „VKontakte”, sunt în vigoare restricțiile la televiziunile și site-urile rusești. Acest lucru este bun, dar nu suficient. De exemplu, în regiunea Odesa, din cauza unui unui repetor de televiziune din Transnistria, în regiunile de frontieră și în sudul Basarabiei sunt recepționate știrile rusești.
Cea mai mare eficiență în lupta împotriva fake news au arătat-o organizațiile neguvernamentale implicate în descoperirea minciunilor și a falsificărilor distribuite de mass-media rusă.
Cred că Ucraina și Moldova ar putea rezista mult mai eficient propagandei ruse dacă și-ar uni eforturile atât la nivel de stat, cât și la nivelul organizațiilor neguvernamentale. De exemplu, în Ucraina interesul pentru conflictul transnistrean din 1992 a crescut în ultima perioadă, deoarece este foarte similar cu războiul ruso-ucrainean. Cu toate acestea, nu există publicații și articole accesibile, dedicate acestui subiect.
Președintele Republicii Moldova, Igor Dodon, încă nu a vizitat Ucraina – deși deține această funcție de mai bine de trei ani. Kievul i-a preferat în calitate de parteneri de dialog pe reprezentanții executivului de la Chișinău, care nu împărtășeau viziunea lui Igor Dodon. După învestirea Guvernului Ion Chicu, credeți că proiectele lui Igor Dodon vor fi luate în discuție de către autoritățile de la Kiev?
Igor Dodon se afla într-o situație dificilă. Pe de o parte, după numirea guvernului Chicu, el deține toată puterea în Moldova. Actualul guvern, indiferent ce nume poartă, de facto este „guvernul Dodon”, care promovează viziunea prezidențială a politicii interne și externe. Dodon este persoana cu care este necesar să se negocieze.
Pe de altă parte, președintele moldovean a dorit atât de mult să-și consolideze reputația de „prieten al Rusiei” încât a făcut o serie de greșeli pentru care acum trebuie să plătească. Din cauza declarației sale potrivit căreia Crimeea „este de facto teritoriu rusesc”, el este asociat constant în conștiința publică ucraineană ca un aliat al Rusiei. Din câte înțeleg, astfel este perceput și în România.
Prin urmare, acum Igor Dodon încearcă să schimbe opinia celor din jur despre el. În special, în felicitarea adresată președintelui Ucrainei de Ziua Independenței, el și-a declarat sprijinul pentru integritatea teritorială a Ucrainei. Cu toate acestea, poziția lui nu este foarte clară. De aceea o eventuală întâlnire a sa cu președintele ucrainean poate provoca o reacție negativă în Ucraina.
În același timp, izolarea președintelui Republicii Moldova l-ar putea împinge spre relații și mai strânse cu Rusia.
În opinia mea, Ucraina ar trebui să acorde atenția necesară Moldovei și să construiască relații cu conducerea actuală, bazată în principal pe interesele sale naționale. Nu ar trebui să existe loc pentru legături corupte, nici pentru ideologie sau romantism excesiv. Doar pragmatism.
În prezent, procesul de negocieri între Chișinău și Tiraspol este caracterizat de tactica „pașilor mici”, fiind menținută o dinamică pozitivă în unele domenii. Cum evaluează Ucraina această evoluție?
Poziția oficială a Ucrainei nu este exprimată, dar în orice caz, nu avem obiecții față de politica „pașilor mici”.
Opinia mea este următoarea: „pașii mici” astăzi sunt rezultatul compromisului făcut de Chișinău. Ne amintim că Protocolul de la Berlin din 2016, care a dat un impuls acestei tactici, a fost semnat ca urmare a presiunii partenerilor occidentali ai Moldovei. În ultima perioadă Chișinăul a făcut multe pentru implementarea acestui protocol. Și acesta este un moment pozitiv, deoarece eliminarea problemelor controversate promovează apropierea.
Cu toate acestea, la această etapă, precum și în general în procesul de reglementare, interesele naționale ar trebui să fie clar protejate. Dacă Moldova este de acord să emită numere neutre proprietarilor de autovehicule din Transnistria, acest lucru nu înseamnă că ar trebui să recunoască permisul de conducere eliberat de Transnistria nerecunoscută. Deoarece dacă recunoști permisul de conducere, recunoști și autoritatea care le-a eliberat, adică ministerul republicii nerecunoscute.
De ce pentru restabilirea telecomunicațiilor între malurile stâng și drept ale Nistrului, operatorii moldoveni ar trebui să suporte pierderi și de ce pentru „Interdnestrkom” este creată în esență o poziție de monopol pe malul stâng?
Nu este clar de ce întreprinderile transnistrene înregistrate în Republica Moldova nu plătesc impozite la bugetul moldovenesc.
Și tot așa aproape la fiecare punct. Cu alte cuvinte, „pașii mici” nu ar trebui să deschidă calea pentru o recunoaștere lentă a separatiștilor.
Și în final cel mai important aspect. „Pașii mici” au fost rezultatul unui pas mare și eronat, cel de recunoaștere a Transnistriei ca parte a negocierilor. Aceasta este principala lecție a Moldovei pe care Ucraina trebuie să o învețe.
Astăzi Rusia împinge Ucraina să stea la masa de negocieri cu teroriștii din așa-numitele „republici” Donețk și Lugansk. Dacă vom admite acest lucru, Rusia va obține nu doar ridicarea sancțiunilor. Situația cu Transnistria se va repeta. Vor fi negocieri, vor fi semnate acorduri, dar nu va fi vorba de nici o reintegrare.
Identificarea statutului politic al Transnistriei este un subiect tot mai discutat. Ce statut ar trebui să-i fie oferit Transnistriei?
Problema Republicii Moldova constă în faptul că încă nu a fost formulată o viziune oficială despre cum și în baza la ce se va face reintegrarea. Am auzit în repetate rânduri despre dezvoltarea strategiilor de reintegrare, a diferitelor concepte, dar încă nu a fost elaborat un document integrat.
De aici reies temerile Ucrainei că modelul rus ar putea fi implementat în Moldova, mă refer la planul „Kozak-2”, care va fi ulterior impus și Ucrainei. Există riscul ca Moldovei să îi fie impusă „autonomia largă” pentru Transnistria, în schimbul căreia Moldova va promova o orientare neutră și va refuza integrarea europeană.
Prin urmare, Kievul a fost reticent față de crearea coaliției ACUM-PSRM și față de formarea unui guvern minoritar. În septembrie (2019 – n.n.), Igor Dodon și-a anunțat disponibilitatea de a acorda „autonomie largă” Transnistriei. Atunci declarația sa a fost criticată de Maia Sandu. În prezent însă nu există obstacole sub forma unui partener de coaliție, astfel încât riscurile au devenit și mai mari.
În prezent este în vigoare Legea cu privire la prevederile de bază ale statutului juridic special al localităţilor din stânga Nistrului (Transnistria), adoptată în 2005. Consider că prezenta lege explică clar principiile generale ale acestui statut special. Consiliul Suprem și organul executiv, Constituția, simboluri, trei limbi oficiale – sunt mai mult decât suficiente. Instanțe de judecată, procuratură, organe de forță – doar în cadrul unui sistem unic, bazat pe legislația Republicii Moldova. Și nici un fel de forțe armate.
Și punctul cheie este retragerea trupelor ruse și a armelor din regiune și demilitarizarea acesteia.
Considerați că Ucraina și România ar putea colabora mai intens, ținând cont de faptul că problemele de securitate din regiunea noastră sunt în topul agendelor ambelor țări? Care ar fi soluțiile reglementării transnistrene care ar putea fi asumate împreună de cele două state?
Anul 2014 a fost un moment de cotitură pentru relațiile ucraineano-române. Într-adevăr, până în 2014 România a fost considerată un „adversar ideal”. Propagandiștii ruși ne asigurau că Flota Rusă de la Marea Neagră este o garanție împotriva „expansionismului românesc”, iar un politolog ucrainean a propus sprijinul nostru Ungariei pentru a confrunta România. S-a întâmplat cu totul invers. Rusia s-a dovedit a fi inamicul Ucrainei, care a ocupat Crimeea și a dezlănțuit un război în Donbas, iar astăzi România este aliatul nostru la Marea Neagră. România a fost prima care a ratificat Acordul de asociere dintre Ucraina și UE și este, de asemenea, principalul promotor al politicii NATO în regiune.
De asemenea, converg interesele țărilor noastre față de Moldova. Atât Ucraina, cât și România sunt interesate să mențină cursul european al Republicii Moldova, împiedicând scenariul rusesc de reglementare a problemei transnistrene. Este clar că participarea României la procesul de negocieri este complicată. Dar România, în calitate de membru al UE, își poate exprima punctul de vedere asupra procesului de negociere.
Astfel, România, ca țară care a trecut calea integrării în Uniunea Europeană, ar putea oferi asistență metodologică Ucrainei și Moldovei pentru implementarea Acordului de asociere în legislația națională a acestor țări.
De asemenea, este important să avem o poziție coordonată pe arena internațională în ceea ce privește reglementarea transnistreană. De exemplu, rezoluția Adunării Generale a ONU privind necesitatea retragerii trupelor ruse din Transnistria ar putea fi fost susținută de parlamentele Ucrainei și României. Acesta ar fi un exemplu.
Bineînțeles, există anumite dezacorduri în relațiile româno-ucrainene, de exemplu, pe dimensiunea asigurării drepturilor minorității românești în Ucraina, deși și pe acest subiect partea română a luat o poziție constructivă în comparație cu Ungaria. Însă acestea sunt obstacole care pot fi depășite. Important este că avem un obiectiv comun – consolidarea securității în regiunea Mării Negre.
Considerați că susținerea aspirațiilor europene ale Ucrainei și Moldovei de către UE, prin reforme și politici constructive, reprezintă o soluție suficientă de temperare a intereselor Rusiei în regiune? Problema transnistreană este acutizată sau este temperată prin apropierea celor două state de spațiul european?
Apropierea Ucrainei și a Republicii Moldova de UE și sprijinirea reformelor care vizează crearea unui stat eficient și a unei economii de piață reprezintă unul dintre cei mai importanți pași spre soluționarea problemei transnistrene. Acum, în rândul locuitorilor Transnistriei nu există nicio dorință de reintegrare cu Moldova. Acest lucru este legat în mare măsură de faptul că viața într-o Moldova reîntregită nu este considerată o alternativă la viața într-o republică nerecunoscută. Aceleași fenomene pot fi urmărite pe ambele maluri ale Nistrului: corupția, sărăcia, lipsa garanțiilor de respectare a drepturilor de proprietate și a drepturilor omului, un sistem de justiție ineficient și un nivel ridicat de migrație a forței de muncă în alte țări.
Și cu cât Moldova încetinește implementarea reformelor, cu atât va fi mai dificil să se realizeze reintegrarea în viitor. Deoarece în Transnistria au loc procese de degradare demografică, populația capabilă să muncească încearcă să părăsească regiunea în căutarea unui loc de muncă, procentul pensionarilor, care sunt în mare parte o categorie socială conservatoare, este foarte mare.
În același timp, reforma nu este un panaceu pentru toate problemele. De exemplu, în 2018, ponderea Uniunii Europene în exporturile regiunii transnistrene a constituit 36%, însă autoritățile Transnistriei nerecunoscute își declară constant intenția de a deveni parte a Rusiei.
Avem exemplul Ciprului, care a devenit membru al UE, în pofida existenței nerecunoscutei Republici Turce a Ciprului de Nord și în care problema unității teritoriale nu a fost încă rezolvată.
Persistă problema elitei politice și de afaceri din Transnistria, care există profitând de statutul nerecunoscut și pentru care reintegrarea va însemna pierderea acestui statut privilegiat.
Există inclusiv obstacole mentale. Transnistria se află în totalitate în sfera influenței informaționale a Rusiei, propaganda rusă exploatează stereotipiile și fobiile populației locale. Prin urmare, este necesar și un set bine gândit de măsuri informaționale, în special în ceea ce privește tinerii care locuiesc în Transnistria.
____
Artem Filipenko este șeful departamentului de cercetare a regiunii Dunărea-Marea Neagră din cadrul Institutului Național de Studii Strategice. Expert politic, jurnalist, istoric, deține studii de masterat în administrație publică.
Din 1992 a fost corespondent în mass-media din Republica Moldova și Ucraina. A condus serviciul de presă al Administrației de stat a regiunii Odesa.
În 2012-2015 – director al filialei din Odesa a Institutului Național de Studii Strategice.
În 2015-2016 a fost mobilizat în Serviciul de Frontieră al Ucrainei.
Autor de cărți despre istoria celui de-al Doilea Război Mondial, istoria bisericii din Republica Moldova, și a peste 30 de publicații științifice.
Domeniile de interes profesional sunt procesele politice din Republica Moldova și România, conflictul transnistrean, relațiile moldo-ucrainene și româno-ucrainene, războaiele de informații, istoria celui de-al Doilea Război Mondial.
(Versiunea originală, în limba rusă):
Господин Филипенко, просим вас объяснить румынским читателям какова нынешняя позиция Украины в отношении приднестровского конфликта?
К сожалению, сегодня нет четко сформулированной позиции Украины по Приднестровью. Есть некоторая общая позиция – урегулирование должно произойти на основе соблюдения территориальной целостности и суверенитета Республики Молдова в ее законных границах 1991 года.
Сегодня проще сказать, против чего выступает Украина. Она выступает против федерализации Молдовы, против какой-либо “широкой автономии”, против присутствия российских войск на территории региона. В общем, против навязывания модели, выгодной России. В том числе и потому, что эту модель могут попытаться навязать нашей стране.
Согласно обновленной Военной доктрине Украины, российский военный контингент на территории Приднестровья относится к числу актуальных военных угроз. Поэтому вывод российских войск и вооружений из Приднестровского региона является главной предпосылкой решения приднестровского конфликта. Следующим шагом должна стать смена формата миротворческой миссии с военной на полицейскую под эгидой ООН.
Было бы логичным, если бы Кишинев со своей стороны предложил определенный алгоритм шагов, “дорожную карту” по демократизации региона, экономической реинтеграции и т.д. Потому что сложно формулировать свою позицию, не имея представления о том, чего хочет добиться сама Молдова.
Долгое время в Румынии существовало мнение, что Украина, несмотря на то, что имеет статус посредника в формате 5 + 2, не была активна в процессе решения приднестровской проблемы. Только после событий 2014 года, когда Украина столкнулась с потерей Крыма и возникновением конфликта на востоке страны, ваша страна стала более вовлеченной и сотрудничать с Кишиневом. Существуют ли другие объяснения для двух типов подхода в последовательные периоды?
Безусловно, 2014 год стал своеобразным рубежом в осознании важности приднестровского вопроса для Украины. Приднестровье начали рассматривать как непосредственную военную угрозу. Было время, когда реально опасались, что Россия начнет пробивать “коридор” вдоль черноморского побережья из Донбасса и Крыма – к Приднестровью, чтобы отрезать Украину от моря.
Поэтому Украина начала предпринимать меры по нейтрализации приднестровской угрозы. Было усилено военное присутствие возле приднестровского участка украинско-молдавской границы, Украина разорвала соглашение с Россией о транзите через свою территорию военных грузов в Приднестровье, были введены ограничения на транзит ряда грузов через Приднестровский регион. И самое главное – было достигнуто соглашение о создании совместных пунктов пропуска на границе, в том числе и на приднестровском участке. Судя по реакции приднестровской стороны, которая заговорила о “блокаде” Приднестровья, эта мера действительно затронула интересы приднестровской верхушки.
Вместе с тем, не соглашусь, что Украина не была активна до 2014 года. Да, ее роль несопоставима с ролью России. И все-таки Киев пытался повысить свою статус в переговорном процессе. Правда, без особого успеха.
Можно вспомнить “план Ющенко” 2005 года. С высоты сегодняшнего дня мы видим ограниченность этого плана. Ведь он предполагал проведение в Приднестровье демократических выборов под контролем международного сообщества. При этом вопрос вывода российских войск не ставился. Положения “плана Ющенко” перекликаются с положениями “формулы Штайнмайера” по урегулированию на Донбассе. Сейчас мы понимаем, что в тех условиях это привело бы только к одному – легитимизации приднестровского руководства и “план Ющенко” (его еще называют “планом Ющенко-Порошенко”) был более выгоден Приднестровью.
Еще одна попытка повысить роль Украины в переговорном процессе по урегулированию конфликт была предпринята в 2013 г., во время председательствования Украины в ОБСЕ.
Все эти инициативы не были реализованы, в первую очередь, вследствие позиции России, которая сохраняет ведущую роль в переговорном процессе и имеет рычаги воздействия на Приднестровье.
Вместе с тем, можно выделить два важных шага со стороны Киева, повлиявших на процесс урегулирования.
В ноябре 2005 г. в ответ на обращение президентов Украины и Молдовы была создана Европейская миссия по приграничной помощи Украине и Молдове (EUBAM), которая должна была способствовать модернизации контроля на украинско-молдавской границы.
В марте 2006 г. украинское правительство приняло постановление, обязавшее украинскую таможню прекратить обслуживание грузов, которые не прошли таможенное оформление на территории Молдовы. Этот шаг был воспринят в Тирасполе как объявление “экономической блокады” Приднестровью и вызвал ответные меры (перекрытие движения по железной дороге), которые нанесли ущерб украинской экономике.
Однако существование “серой зоны”, через которую идут контрабандные потоки, устраивала часть украинской элиты, получавшей доходы от этого бизнеса. Как впрочем и часть молдавской.
Если мы говорим о важности украинского этнического фактора в приднестровском регионе: действительно ли этнические украинцы влияют на политику Киева в отношении регулирования?
Влияние украинцев, проживающих на территории Приднестровского региона на политику Киева в приднестровском урегулировании сильно преувеличено. Это связано с несколькими факторами.
Руководство региона, еще начиная с Игоря Смирнова, любило всячески подчеркивать тот факт, что Молдавская автономная советская социалистическая республика, которая существовала с 1924 по 1940 год и которую в Приднестровье считают исторической предшественницей так называемой ПМР, входила в состав Советской Украины. Всячески раскручивалась версия о том, что Приднестровье – “исконно украинская территория”. Правда, при этом приднестровские историки, написавшие “Историю Приднестровской Молдавской республики” в двух томах, называют украинских участников войн за независимость 1917-1920 “бандитами” и “буржуазными националистами”.
Кроме того, приднестровское руководство активно использовало антирумынские настроения, которые присутствовали в общественном сознании украинской элиты и общества. Выдача жителям Приднестровья украинского гражданства в этих условиях выглядела как ассиметричный ответ процессу предоставления румынского гражданства жителям Бессарабии и Северной Буковины.
Такая поддержка украинцев Приднестровья в целом была неправильным шагом.
Во-первых, по данным переписи 2004 года в Правобережной Молдове (без Приднестровья) проживало 282 тысячи украинцев, в то время как в Приднестровье только 160 тысяч. Но при этом украинцам левого берега Днестра предоставлялась львиная доля помощи. Мне доводилось слышать от представителей украинских общественных организаций Молдовы, что украинцы Приднестровья получают, например, по квоте лучшие места при поступлении в украинские высшие учебные заведения. В Приднестровье привозилась украинская литература, украинские представители принимали участие в различных культурных мероприятиях на территории квази-государства, а украинские политические исследователи всерьез обсуждали является тот или иной “президент” ПМР “проукраинским” или “прорусским”. Украинцы правого берега фактически в это же время оставались в сфере российского влияния. Сегодня они уже рассматриваются как “русскоязычные”, голосуют за пророссийские партии Молдовы.
Во-вторых, выдавая украинские паспорта жителям Приднестровья, Украина получила несколько десятков тысяч сограждан, которые себя с Украиной не ассоциируют, а порой бывают и враждебны ей. Украинский паспорт имеют и некоторые представители приднестровской верхушки. Появилась информация, что у так называемого президента ПМР Вадима Красносельского также есть украинский паспорт.
Сегодня нет гарантии того, что жители Приднестровья с украинским паспортом не используются против Украины, в том числе и для ведения разведывательной деятельности.
Поэтому Украина в вопросах приднестровского урегулирования должна избавиться от национальной сентиментальности и исходить не из мифических интересов “соотечественников”, а из интересов государства.
В 1992 году группы украинцев воевали от имени пророссийских сил в Приднестровье, считая, что они защищают интересы этнических украинцев. Сегодня некоторые из них сражаются на востоке страны, сталкиваясь с сепаратистскими военизированными силами, поддерживаемыми Россией. Как мы можем понять эту эволюцию?
Участие добровольцев Украинской Народной Самообороны (УНСО) в боевых действиях на стороне приднестровских сепаратистов является черной страницей в украинско-молдавских отношениях. Здесь, думаю, во многом, сработали румынофобские стереотипы советского времени и российская пропаганда. Конечно, у анирумынских настроений были основания, поскольку некоторые румынские политики 90-х призывали не признавать границы Украины и настаивали на возвращении Бессарабии и Северной Буковины. Этим успешно пользовалась российская пропаганда и кстати, пользуется до сих пор.
В Одессе представители УНСО проводились пропагандистские мероприятия в поддержку Приднестровья и вербовали местных жителей для участия в войне. Мне как журналисту довелось присутствовать на некоторых из таких встреч.
Кроме УНА-УНСО, в боевых действиях на стороне сепаратистов принимали участие и другие граждане Украины, либо наемники либо попавшие под воздействие российской пропаганды. В Одессе например, даже были попытки набирать наемников через газетные объявления.
Не исключена причастность российских спецслужб к вовлечению украинских националистов в войну на стороне сепаратистов. В середине 90-х годов командование 14-й российской армии, которое тогда находилось в конфликте с руководством Приднестровья, обнародовало документы, из которых следовало, что руководитель Славянского союза “Повернення” (“Возвращение”) и так называемый “командир УНСО Приднестровья” Александру Большаков (Фетеску) был известен как агент КГБ под псевдонимом “Матрос” и “Берзин”. Зимой 1992 года Большаков приезжал в Одессу и пытался вести диалог с организациями украинских казаков о создании украинского казачества в Приднестровье. К счастью, ему был дан негативный ответ.
Впоследствии представители той же УНСО неоднократно посещали Приднестровье и вели проприднестровскую пропаганду в Украине.
Примечательно, что через год во время абхазского конфликта добровольцы УНСО воевали на стороне Грузии. А военные из Приднестровья в это же время – на абхазской.
К сожалению, даже сейчас некоторые из украинцев, кто воевал в Приднестровье, не хотят признавать ошибочность своей позиции в 1992 году и ссылаются на то что они тогда “помогали украинцам” и “противостояли румынам”. Я думаю, что чем больше в Украине будут знать правду о приднестровской войне, тем меньше будет подобных суждений.
Часто в ваших анализах и комментариях вы подчеркиваете усиление феномена фальшивых новостей (fake news), который формирует неправильное мнение о приднестровской проблеме. Почему Украина и Республика Молдова, страны, непосредственно затронутые конфликтами и политикой дезинформации, не могут успешно бороться с этим явлением?
Есть несколько причин. Во-первых, несопоставимые ресурсы. Россия за годы, которые предшествовали русско-украинской войне, усиленно наращивала свой информационный потенциал, организуя вещание в других странах. Москва смотрит на средства массовой информации как на современное оружие нового типа и не экономит деньги для его поддержки. Например, в 2020 году на поддержку только одного канала Russia Today, который вещает в 100 странах, предполагается выделение 325 миллионов евро. Это в пять раз больше оборонного бюджета Молдовы. А в целом на поддержку масс-медиа Россия в следующем году потратит 1,3 миллиарда евро. И это только финансирование из официальных источников.
Во-вторых, отсутствие языкового барьера. Практически каждый житель Украины и Республики Молдова понимает русский язык и может без проблем смотреть передачи российских каналов, читать российские сайты и т.д. Русские телевизионные каналы часто превосходят национальные каналы своим контентом. Например, многие жители Молдовы, да и Украины получают информацию о событиях в мире именно благодаря российским передачам. Украине легче конкурировать за зрителя, поскольку есть свое развитое телевидение. Молдове, понятное дело, во много раз сложнее. Тем более, что в Молдове далеко не все граждане владеют румынским языком и естественно, между румынским и российским телевидением выбирают российское.
В-третьих, российская пропаганда действует не только за счет распространения фейков. Немалую роль играет “мягкая” пропаганда с использованием литературы, кино, телевизионных фильмов, развлекательных передач. Например, о войне в Приднестровье было написано несколько книг, например, рассказ “Сучка” с историей о молдавской снайперше, которую взяли в плен в Бендерах и потом заставили прыгнуть с крыши. Или песня про русского офицера, где упоминаются места его военной службы “Афганистан, Молдавия, а теперь Чечня…” И о русско-грузинской войне и о русско-украинской Россия уже успела снять фильмы, где излагает свою версию событий.
Украина также начала в последнее время развивать свой кинематограф, снимать исторические фильмы, фильмы о современной войне. Но этого крайне мало.
К тому же государство не всегда эффективно может решать проблему противодействия российской пропаганде. В Украине пошли по пути ограничения доступа в российские социальные сети “Одноклассники” и “ВКонтакте”, действуют ограничения на российское телевидение и российские сайты. Это хорошо, но этого мало. Например, в Одесской области благодаря телевизионному ретранслятору из Приднестровья принимают российские новости в приграничных районах и Бессарабии.
Наибольшую эффективность в борьбе с фейками показали общественные организации, которые занимались разоблачением лжи и фальсификаций, распространяемых российскими медиа.
На мой взгляд, Украина и Молдова могли бы более успешно противостоять российской пропаганде, если бы смогли объединить усилия как на государственном уровне, так и на уровне неправительственных организаций. Например, в последнее время в Украине возрос интерес к приднестровскому конфликту 1992 года, поскольку он очень схож с российско-украинской войной. Однако нет доступных и понятных изданий и статей, посвященных этой тематике.
Президент Республики Молдова Игорь Додон еще не посещал Украину, хотя он занимает эту должность более трех лет. Киев предпочел партнеров по диалогу представителей кишиневского правительства, которые не разделяли взгляды Игоря Додона. Как вы думаете, после назначения правительства Иона Кику проекты Игоря Додона будут обсуждаться киевскими властями?
Игорь Додон оказался в сложной ситуации. С одной стороны, после назначения правительства Кику он обладает всей полнотой власти в Молдове. Нынешнее правительство, как бы его ни называли, есть де-факто «правительство Додона», оно реализует президентское видение внутренней и внешней политики. Именно Додон является той фигурой, с которой необходимо вести переговоры.
С другой, молдавский президент так хотел закрепить за собой репутацию “друга России”, что совершил ряд ошибок, за которые сейчас ему приходится платить. Благодаря своему заявлению о том, что Крым “де-факто российский” он стойко ассоциируется в общественном сознании украинцев как союзник России. Судя по всему, так же он воспринимается и в Румынии.
Поэтому сейчас Игорь Додон предпринимает попытки для того, чтобы изменить мнение о себе. В частности, в поздравлении Президенту Украины по поводу Дня независимости он заявил о поддержке территориальной целостности Украины. И тем не менее, его позиция выглядит не совсем четко. Поэтому встреча его с украинским Президентом может вызвать негативную реакцию в самой Украине.
В то же время, изоляция молдавского Президента может подтолкнуть его к еще более тесным отношениям с Россией.
По моему мнению, Украина должна уделять необходимое внимание Молдове и выстраивать отношения с нынешним руководством, исходя прежде всего из своих национальных интересов. Здесь не должно быть места ни коррупционным связям, ни идеологии, ни излишней романтике. Исключительно прагматизм.
В настоящее время переговорный процесс между Кишиневом и Тирасполем характеризуется тактикой «малых шагов», которая поддерживает позитивную динамику в некоторых областях. Как Украина оценивает эту эволюцию?
Официальная позиция Украины не озвучена, но во всяком случае, возражений против политики “малых шагов” нет.
Мое личное мнение: “малые шаги” сегодня – это результат компромисса, на который пошел Кишинев. Мы помним, что Берлинский протокол 2016 года, который дал толчок этой тактике, был подписан в результате давления западных партнеров Молдовы. За последнее время Кишинев сделал немало для реализации этого протокола. И это позитивный момент, потому что снятие спорных вопросов способствует сближению.
Однако, здесь, как и в целом в процессе урегулирования, должны быть четко защищены национальные интересы. Если Молдова соглашается на выдачу нейтральных номеров приднестровским собственникам автотранспорта, это не означает, что она должна признавать водительские права, выданные в непризнанной ПМР. Потому что, если признаешь водительские права, то признаешь и орган, который их выдал, то есть министерство непризнанной республики.
Почему при восстановлении телекоммуникаций между левым и правым берегами Днестра молдавские операторы должны нести убытки и почему “Интерднестркому” создается по сути монопольное положение на Левобережье?
Непонятно, почему приднестровские предприятия, зарегистрированные в Молдове, не платят налоги в молдавский бюджет.
И так почти по каждому пункту. Иными словами, “малые шаги” не должны открывать дорогу ползучему признанию сепаратистов.
И наконец главное, “малые шаги” стали результатом одного большого и ошибочного шага – признания Приднестровья стороной переговоров. Это главный урок Молдовы для Украины.
Сегодня Россия добивается от Украины, чтобы она села за стол переговоров с террористами из так называемых Донецкой и Луганской народных “республик”. Если мы это сделаем, Россия не только добьется снятия санкций. Повторится ситуация с Приднестровьем. Будут переговоры, будут подписанные соглашения, но не будет реинтеграции.
Определение политического статуса Приднестровья становится все более обсуждаемой темой. Какой статус следует придать Приднестровью?
Проблемой Молдовы является то, что до сих пор не сформулировано официальное видение того, как и на каких основаниях будет осуществлена реинтеграция. Мне неоднократно доводилось слышать о разработке стратегий реинтеграции, разных концепций, но целостный документ так и не появился на свет.
Отсюда опасения Украины относительно того, что в Молдове может быть реализована российская модель, условно говоря план “Козак-2”, который будет впоследствии навязан и Украине. Есть риск, что Молдове будет навязана “широкая автономия” Приднестровья, в обмен на которую Молдова будет проводить нейтральный курс и откажется от европейской интеграции.
Поэтому в Киеве с настороженностью восприняли как создание коалиции ACUM-ПСРМ, так и формирование миноритарного правительства. Игорь Додон заявил в сентябре о готовности предоставить Приднестровью “широкую автономию”. Тогда его заявление вызвало критику со стороны Майи Санду. Но сейчас нет препятствий в виде партнера по коалиции, поэтому риски возросли.
Сегодня действует Закон “Об основных положениях особого правового статуса населенных пунктов левобережья Днестра (Приднестровья)”, который был принят в 2005 году. На мой взгляд, в нем четко прописаны общие принципы этого особого статуса. Верховный Совет и исполнительный орган, Конституция, символика, три официальных языка – этого более чем достаточно. Суды, прокуратура, правоохранительные органы – только в рамках единой системы и на основании законодательства Молдовы. И никаких вооруженных сил.
И ключевой пункт – вывод российских войск и вооружений из региона и демилитаризация.
Считаете ли вы, что Украина и Румыния могли бы сотрудничать более интенсивно, учитывая, что вопросы безопасности в нашем регионе стоят на повестке дня обеих стран? Какими были бы решения приднестровского урегулирования, которые могли бы быть приемлемыми для наших двух государств?
2014 год стал переломным и для украинско-румынских отношений. Ведь до 2014 года Румыния рассматривалась в качестве “идеального противника”. Российские пропагандисты уверяли нас в том, что Черноморский флот России является гарантией против “румынского экспансионизма”, а один украинский политолог предлагал поддерживать Венгрию, чтобы противостоять Румынии. Все произошло наоборот. Россия оказалась врагом Украины, которая оккупировала Крым и развязала войну на Донбассе, а Румыния сегодня является нашим союзником на Черном море. Румыния первой ратифицировала Соглашение об Ассоциации Украины и ЕС, а также является главным проводником политики НАТО в регионе.
Интересы наших стран в отношении Молдовы также сходятся. И Украина и Румыния заинтересованы в сохранении европейского курса Молдовы, в препятствии российскому сценарию урегулирования приднестровского вопроса. Понятно, что участие Румынии в переговорном процессе усложнено. Но Румыния как член ЕС может высказывать свою точку зрения на переговорный процесс.
Так, Румыния, как страна, которая прошла путь интеграции в Европейский Союз, могла бы оказывать методическую помощь Украине и Молдове в вопросах имплементации Соглашения об Ассоциации в национальное законодательство этих стран.
Также важно иметь согласованную позицию на международной арене в вопросах приднестровского урегулирования. Например, в свое время заявление Генеральной Ассамблеи ООН о необходимости выведения российских войск из Приднестровья вполне могло бы быть поддержано парламентами Украины и Румынии. Это один из примеров.
Конечно, в украинско-румынских отношениях есть определенные разногласия, например, в вопросе обеспечения прав румынского меньшинства в Украине, хотя и здесь румынская сторона заняла конструктивную позицию по сравнению с Венгрией. Но это преодолимые препятствия. Главное что у нас есть общая цель – укрепление безопасности в Черноморском регионе.
Считаете ли вы, что поддержка европейских устремлений Украины и Молдовы со стороны ЕС посредством конструктивной политики реформ является достаточным решением для смягчения интересов России в регионе? Усугубляет или смягчает приднестровскую проблему попытка сближение этих двух государств с ЕС?
Сближение Украины и Молдовы с ЕС и поддержка реформ, направленных на создание эффективного государства и рыночной экономики являются одним из важнейших шагов на пути решения приднестровской проблемы. Сейчас среди жителей Приднестровья нет стремления к реинтеграции с Молдовой. Это во многом связано с тем, что жизнь в единой Молдове не рассматривается как альтернатива жизни в непризнанной республике. На обеих берегах Днестра прослеживаются одни и те же явления – коррупция, бедность, отсутствие гарантий соблюдения прав собственности и прав человека, неэффективная система правосудия, высокий уровень трудовой миграции в другие страны.
И чем дольше Молдова будет тормозить проведение реформ, тем сложнее будет добиться реинтеграции в будущем. Потому что в Приднестровье развиваются процессы демографической деградации, трудоспособное население стремится в поисках работы покинуть регион, очень высок процент пенсионеров, которые во многом являются консервативным социальным слоем.
Вместе с тем, реформа – не панацея от всех проблем. Например, в 2018 году удельный вес Европейского Союза в экспорте Приднестровского региона составил 36%, но при этом власти непризнанной ПМР постоянно декларируют о своем намерении стать частью России.
Есть пример Кипра, который стал членом ЕС, несмотря на существование непризнанной Турецкой Республики Северный Кипр и где проблема территориального единства до сих пор не решена.
Есть проблема политической и деловой верхушки Приднестровья, которая существует за счет непризнанного статуса и для которой реинтеграция будет означать утрату привелигерованного статуса.
Есть и ментальные препятствия. Приднестровье целиком находится в сфере информационного влияния России, российская пропаганда эксплуатирует стереотипы и фобии местного населения. Поэтому необходим еще и продуманный комплекс информационных мер, особенно в отношении молодых жителей Приднестровья.
_____
Артем Филипенко, заведующий отделом исследований Придунайско-Черноморского региона Национального института стратегических исследований.
Политический эксперт, журналист, историк.
Магистр государственного управления (Master of public administration).
С 1992 года работал корреспондентом в молдавских и украинских масс-медиа. Возглавлял пресс-службу Одесской областной государственной администрации.
В 2012-2015 годах – директор Одесского филиала Национального института стратегических исследований.
В 2015-2016 году по мобилизации служил в Государственной пограничной службе Украины.
Автор нескольких книг по истории Второй мировой войны, истории церкви в Республике Молдова, более 30 научных публикаций.
Сфера профессиональных интересов – политические процессы в Республике Молдова и Румынии, приднестровский конфликт, украинско-молдавские и украинско-румынские отношения, информационные войны, история Второй Мировой войны.